Интервью с Николаем Кабаняевым о его творческом пути в Россие и Америке

Из Саратова в Калифорнию, Николай Кабаняев делится своей философией о том что такое искусство балета и о своем преподавании классического балета в Америке. 

Как и почему вы пришли в балет? Как все началось?

Моя мама работала в гримёрно –постижерном цехе Саратовского Театра Оперы и Балета имени Чернышевского и с двухлетнего возраста я находился за кулисами театра. Мама делала грим и парики для всех балетов и опер которые шли в репертуаре театра проводя в театре целые дни. Ситуация в нашей семье была не легкой- мой отец умер за месяц до моего рождения и все родственники мамы отказали ей в помощи. Так как тогда не было беби-ситтеров моя мама была вынуждена брать меня с собой на работу. Театр дал нам комнату в подвале театрального общежития. Как сейчас помню- темная маленькая комнатка, маленькое окошко под потолком и земляной пол… Позже нас перевели на первый этаж где жили музыканты, оперные певцы и балерины. Я помню длинный темный коридор комнат в 50 и из за каждой двери доносится: кто -то на арфе играет, кто-то там арию репетирует. На кухне жильцы встречались и говорили о театре, спектаклях, ролях, закулисных перипетиях. Все себя вели как будто персонажи то ли какого-то фильма, то ли спектакля. «Театральность» все время присутствовала и закулисная жизнь смешивалась с бытовой. Это был мир театра который для меня стал реальной жизнью. Когда я выходил на улицу то было всё по другому- вместо красочных декораций серые здания, вместо блестящих костюмов и красивых париков монотонные, уставшие лица измученные обыденностью и проблемами. Очереди, давка в общественном транспорте, нехватка продуктов питания и товаров… А театр -это был совсем другой мир.

Первый раз я увидел балет из за кулис. Сейчас знаю это был финал «Лебединого Озера» а тогда меня первоначально потрясла грандиозная музыка Чайковского и драматическая схватка на сцене. Принц борется с Ротбартом и отрывает ему крыло.  Мама помогала снимать парики с убежавших со сцены «лебедей» а я стоял завороженный и потрясенный увиденным. Когда спектакль закончился и мама меня вела за ручку через сцену к выходу из театра я смотрел на большой черный свёрток лежащий в самом конце сцены и мне казалось, что Ротбарт там лежит, завёрнутый, убитый. Это был естественно не Ротбарт а задник который опускают и заворачивают после спектакля и он лежит в углу. Еще помню Принца в белом костюме который воплощал мечту и красоту и мужскую силу. Это было как сон. Мне кажется тогда зародились мое отношение и любовь к искусству.

Искусство для меня это когда реальность становится сном а сон становится реальностью.

Вы попросили маму отдать вас в балетную школу? 

Нет, это произошло по другому. Когда мне было около семи лет мою маму пригласили стать заведующей парикмахерского цеха в Саратовском Драматическом Театре имени Карла Маркса.

Маме дали отдельную двухкомнатную квартиру и мы переехали из театрального общежития оставив позади быт театральной богемы. Балетное закулисье заменилось на закулисье драматическое. Я по прежнему проводил много времени в театре но теперь уже в драматическом. Я любил смотреть не только спектакли но и репетиции, наблюдать за процессом создания сцен и поиска новых средств для прочтения старых пьес, слушать разговоры актеров, режиссеров, костюмеров, гримеров и всех остальных обитателей этого особого мира. Я дышал атмосферой театра и еще неосознанно но уже с опытом маленького «шпиона» следил за магией актерского перевоплощения. Вот сидит человек в кресле, ему на лицо кладут грим (тогда грим был масляный, с особым запахом, до сих пор помню этот запах) надевают парик, пудрят и все это время ведется какой то обыденный разговор.

Постепенно, по мере воздействия грима и парика, лицо, образ и тон голоса человека меняются и он становится кем-то другим хотя разговор остается об одном и том же. Для меня, семилетнего мальчика, то что происходило за кулисами было не менее впечатляющим чем то что происходило на сцене. Мне это было интересно. В театре я себя чувствовал лучше чем где либо то не было…

Но вернусь к вашему вопросу. Помню когда мне только исполнилось 10 лет, я шел с мамой по улице и мы наткнулись на знакомую балерину, которая когда-то с мамой работала в оперном театре а по окончанию своей танцевальной карьеры стала педагогом в местной балетной школе. «Отдай сына к нам в хореографическое училище?  У нас несколько месяцев назад закончился набор но мальчиков не хватает.» Мама посмотрела на меня и спросила «Хочешь?» У меня в памяти всплыл образ сказочного Принца в схватке со Злым Гением и я ответил «Хочу.»

И хотя набор уже прошел и училище было закрыто на летние каникулы меня привели на проверку в кабинет художественного руководителя, раздели до трусов и начинали  выворачивать и поднимать ноги и гнуть во все стороны.

Помню, что они сказали, «Да, данных маловато ». Но все равно, так как маму знали и помнили по оперному театру и скорее всего хотели ей помочь зная ее нелегкую историю, сказали «возьмём».

Это было ровно 51 год назад и не было ни одного мгновения в моей жизни чтобы я об этом пожалел. 
Я видел, что у большинства мальчиков в моем классе данные были намного лучше. Я еще не представлял какой путь нужно проделать чтобы стать профессиональным артистом балета. Подсознательно я чувствовал только одно- я буду в этом сказочном мире и я хочу быть принцем воплощающим мечту, красоту и силу.

Через год я стал лучшим учеником в классе и начал получать пятерки по классике.

В спектаклях Саратовского театра оперы и балета, в котором когда-то работала моя мама и где я впервые увидел балет и услышал гремящий оркестр мы, ученики хореографического училища, были заняты с первых классов. «Щелкунчик», «Тщетная Предосторожность», «Овод» -современный спектакль где мне поручили партию изображающую детство главного героя, стали для меня первыми шагами к профессии и театральной жизни которая для меня была всегда родной и знакомой.


Я продолжал ходить к маме в драматический театр смотреть спектакли. Для меня живой спектакль – не кино, а когда человек выходит на сцену и перевоплощается, момент когда он переступает эту черту, из кулисы на сцену и зрелище начинается– это фантазия, это другой мир. Человек переходит эту грань между реальностью и фантазией, между обычной жизнью и сном.

Так как мальчиков было в Саратовском Хореографическом Училище мало и еще к тому же все мальчики из старшего класса были отчислены из-за неуспеваемости, то в 14 лет я стал первым учеником в школе, начал танцевать pas de deux со старшими ученицами. В эти годы ко мне пришло осознание, что без балета я больше не смогу жить, и этим буду заниматься всю свою жизнь.

 

Вы сказали что во время вашего поступления в хореографическое училище у вас не было достаточно данных. Разве это не необходимо чтобы стать профессиональным артистом балета?

Это необходимо и я над этим упорно работал.

Моя мама находилась в театре допоздна. У нас дома было много пластинок с многочисленными операми так как мама обожала оперную музыку еще со временем своей работы в оперном театре. Я приходил домой после окончания классов в хореографическом училище, включал свою любимую увертюру из «Травиаты», разогревался и начинал растягиваться чтобы увеличить свои данные. Да это было через боль, но я это делал сам. Меня никто не заставлял. Потому, что у меня была цель.
В наше время не было компьютеров, интернета, YouTube и Instagram. Не было компактных дисков. Не было даже еще видео кассет и видео магнитофонов. Спектакли Большого или Кировского Театров, живя в Саратове, можно было только увидеть по телевизору. И это было довольно редко. Еще в то время выпускался журнал «Огонек» в котором помещались статьи и фотографии со звездами Советского балета – Плисетской, Улановой, Васильевым, Лиепой и другими. Я это всё вылезал и вставлял в альбом. Этот альбом для меня был большой ценностью.

Занимаясь балетом я постепенно начал понимать что делает движение красивым. Да -экспрессия, да-артистизм, да-музыкальность. Но так как искусство балета визуально, линия ноги, возможности которые дает гибкость и растянутость, удлиненность пропорций, легкость прыжка и вращения, в общем физические данные – все это абсолютно необходимо для создания иллюзии и фантазии которые мы называем «классический балет».
Когда я видел танцовщиков с красивыми вытянутыми стопами, большим шагом и гибкой спиной я понимал что чтобы достигнуть высокого уровня я должен улучшить свои данные.


В один вечер, растягиваясь дома после долгого дня занятий в школе, я пережал и у меня что-то треснуло в бедре. Была сильная боль и два дня я не мог ходить. Маме не сказал, ко врачу не ходил, просто отлежался в кровати- благо мама была занята целыми днями в театре. Несколько месяцев после этого занимался балетом через стреляющую боль в бедре. Потом постепенно все прошло но мой шаг и растяжка намного увеличились. Позже, когда я  уже жил и танцевал в Америке, и пошел ко врачу из за поясницы, врач смотря на рентген с удивлением спросил: «У тебя что, был перелом в бедре». Я посмотрел на снимок и увидел линию заросшего перелома.

Искусство всегда было моей жизнью. С детства я рисовал и очень хорошо а поступив в хореографическое училище начал заниматься фортепиано, что было обязательно по программе но для меня стало неотъемлемой частью моего существования. Я даже сочинял музыку и несколько раз аккомпанировал балетный класс. В училище мой учитель по рисованию говорил мне «Коля, что ты здесь делаешь, идти в Художественную школу!» Моя учительница по музыке мне говорила, «Коля, что ты здесь делаешь, идти в Консерваторию!» Но балет для меня стал главным и может быть потому что требовал от меня приложить больше усилий. Не помню кто сказал: «Чтобы достичь цели нужны большие идеалы и большие препятствия».

Близко к выпуску из училища мама моей сокурсницы устроила мне экзамен в Саратовскую Консерваторию, и меня взяли. Но я естественно не пошел. Я понимал, что могу играть на рояле и  продолжать заниматься музыкой будучи танцовщиком. Но не смогу быть профессиональным артистом балета если пойду в  Консерваторию. Вот эти 3 Музы – танец, живопись и музыка – сопровождают меня всю мою жизнь.

 

Было трудно в училище учиться на артиста балета?

Для меня «трудно/не трудно» не существовало. Я не знал, что такое усталость, и я не преувеличиваю. Такой концепции просто в голове не было, что я устал. Я сейчас не помню, что я ел, что я делал в то время. Только помню балетный зал и когда приходил домой и мама была на работе, я растягивался и мог играть до 11 вечера на пианино или рисовать.

В училище у нас было много классов помимо Классики (балетной техники) – Характерный, Дуэтный, Историко-Бытовой танец , сольные и групповые репетиции к концертам. Среди мальчиков обычно в возрасте от 10 до 14-15лет редко кто серьёзно хочет заниматься балетом. Их в балет отдали родители и в основном не спрашивая. Первые годы обучения по программе училища могут быть занудными и скучными для них. Они хотят бегать и прыгать и соревноваться а тут стой у балетной палки и в медленном темпе води ногами. Трудно делать то, что не нравится. Позже, после 14 лет, когда тело растёт и начинаются более силовые упражнения, большие прыжки, вращения, начинается освоение поддержки, дуэтный танец с девушками часто происходит изменение и развивается желание танцевать. Но для меня всё всегда было связано с искусством и спектаклями и рутинная сторона постоянной тренировки тела меня никогда не утомляла ни физически ни морально. Я жил на другой планете, другой жизнью.

В старших классах, как отличнику, мне давали повышенную стипендию, около 30 руб в месяц. Эти деньги я тратил на музыкальные (балетные) клавиры. За углом от училища находился нотный магазин «Музыка». Как только мне выдавали стипендию я бежал туда. У меня сложилась огромная коллекция. Покупал клавиры балетов «Жизель», «Лебединого Озера», «Спящей Красавицы», «Легенды о Любви», «Спартака» и многих других. Для меня это было высшим наслаждением. Приходил домой, открывал клавир и полностью погружался в музыку, в искусство, нормальная жизнь абсолютно меня не интересовала. Я научился хорошо читать «с листа» (когда смотришь в ноты и играешь сразу). У меня естественно всегда была пятёрка по музыке. Был такой случай, когда моя учительница по Истории пришла на мой экзамен по музыке. Я играл «Патетическую сонату» Бетховена и главное адажио из балета «Спартак» Хачатуряна. По окончанию она встала и сказала «Коля, ты так хорошо играл, что я тебе ставлю пятерку по Истории!»

На следующий день во время урока истории она сказала классу: «Я была на музыкальном экзамене и Коля так хорошо играл что я пообещала ему 5 по Истории. Но я знаю что он Историю тоже знает на 5.» Кстати за Музыку мне поставили 5+, первый раз за историю училища.


Кто был вашим педагогом в Саратове?

Я выпускался у Геннадия Алберта, в то время ведущего танцовщика Саратовского Театра Оперы и Балета. Он в свое время выпускался в Вагановском училище у Пушкина в 1968 году в одном классе с Барышниковым.

Алберт со мной много работал и очень много мне дал как в техническом аспекте балетной подготовки так и в понятии что такое балетная профессия и педагогика. Он был очень требователен и строг. Сам был чрезвычайно дисциплинирован и заставлял нас так же серьезно и с уважением относиться к каждому уроку и замечанию. Вот вам один пример:

Мне было 16 лет. Наш балетный класс начинался в 8 часов утра и проходил в большом репетиционном зале театра. Была зима и рано утром было еще темно и очень холодно. Я проснулся чуть позже чем обычно, длинный график уроков и репетиций давал о себе знать. Я бежал из дома через сугробы чтобы не опоздать на класс. Прибежал в театр за 5 минут до начала урока. Быстро переоделся и бегу по лестнице на самый верхний этаж где находится репетиционный зал. На последнем этаже вижу, что Альберт поднимается по последним ступенькам лестницы. Я пытаюсь его обогнать но он, видя меня, ускоряет шаг и входит в студию первым. Дверь захлопывается с грохотом мне в лицо. Этот урок я запомнил навсегда. Пропустить класс для меня было трагедией. И хотя я был первым учеником в классе, да и тогда уже во всей школе, он преподал мне ценный урок – не важно кто ты- в нашей профессии ты должен иметь самодисциплину и глубокое уважение к самой профессии и к каждому дню который ты ей посвятил. Да, как педагог он был строг, но я всегда чувствовал его заботу и его стремление научить меня всему что он знал. Он был очень вдумчивым и высоко образованным человеком, закончил театроведческий факультет и написал книгу «Александр Пушкин. Школа классического танца.» Иногда, во время класса он делился с нами своими мыслями о педагогике и историями своего обучения в классе Пушкина в Ленинграде. Слушая его я мечтал покинуть Саратов и поехать учиться в Москву или Ленинград.

После выпуска меня пригласили на работу в Саратовский Театр где когда-то работала моя мама но судьба распорядилась по другому. Как лучшему выпускнику школы мне предложили провериться в Класс Усовершенствования Ленинградского Хореографического Училища имени Вагановой. Я проверился и меня взяли.  Моя мечта осуществилась.

Естественно, когда я вошел в это волшебное здание на Зодчего Росси с длиннющими коридорами и стенами плотно увешенными картинами и фотографиями фактически всей истории Русского балета я чувствовал что попал в Рай.

Моим педагогом стал Константин Васильевич Шатилов. Он сам выпустился из этого училища у Шаврова в 1946ом году и стал ведущим танцовщиком Мариинского, тогда Кировского театра.

Ему было 58-59 лет, чуть меньше чем мне сейчас. Он всегда приходил в класс в хороших ботинках, костюме и галстуке. Снимал пиджак и галстук, вешал их на стульчик, расслаблял воротник рубашки, кидал на нас взгляд своих по-юношески озорных глаз, делал комплимент нашей пианистке и начинал урок. Он был очень classy man –благородный, красивый человек. Человек с аристократическим стилем и манерами, хотя по происхождению был из простой семьи. Помню, он всегда выглядел как будто бы сошёл со страниц журнала мужской моды. Консервативно но элегантно. Я его некогда не видел в кроссовках или джинсах. Всегда был причёсанный и чисто выбритый. И учил он так же красиво и стильно. Он привил и дал мне то, что я до сих пор считаю является уникальной Ленинградско-Петербургской школой балета и стилем испольнения. Стиль который легко узнаваем и в то же время неуловим. Стиль совмещающий изысканность рафинированных манер императорского театра со свежим, революционным, всегда развивающимся подходом к обучении заложенном в Вагановском методе. Что-то ушедшее но в тоже время бессмертное. Шатилов был олицетворением этого стиля. Он был принцем из Спящей Красавицы, Лебединого Озера и Золушки – в возрасте и в современном мире. Но принц есть принц.

Наш класс усовершенствования состоял из студентов из разных стран и республик. Я стал лучшим учеником. Меня сразу поставили репетировать и танцевать с ученицей выпускного класса Дудинской, Маргаритой Куллик. С ней мы станцевали главные партии в Щелкунчике, «Обер Pas De Deux» и Сергееской «Золушке». Я был счастлив работать и репетировать с Натальей Михайловной Дудинской и Константином Михайловичем Сергеевым, легендами балета, чьи фотографии я недавно видел в учебниках по Истории Балета учась в Саратове.

Как Вас пригласили в труппу Кировского театра?
В 1982 году, после окончания моего обучения в классе усовершенствования состоялся просмотр в Кировский Театр по приглашению для выбранных выпускников. Я вошел в список рекомендованных учеников. Просмотр проходил в училище в репетиционном зале. Была большая комиссия состоявшая из руководства и педагогов репетиторов балетной труппы Кировского и руководства училища. Проверялось достаточно большое количество выпускников так как помимо нескольких классов девочек выпускались три класса мальчиков. Кроме Шатилова выпускали так же Каплан и Зимин. Я не помню точно но мне кажется проверялось человек 30. После просмотра и долгого обсуждения комиссии нас всех пригласили в кабинет к Сергееву. Конечно я не хотел ехать назад в Саратов. И конечно все проверяющиеся мечтали попасть в Кировский. Помню мы все стояли в кабинете Сергеева и ждали своего приговора. У меня было ощущение что я стою над пропастью- или полечу или упаду. После небольшой речи Сергеев начал зачитывать имена приглашенных в основной состав труппы. Сначала девочек – взяли 5 или 6, точно не помню. Потом Сергеев сказал что так же в основной состав взяли трех мальчиков. Мое имя он прочитал последним. Я не могу описать своих чувств когда это произошло но могу сказать что это был один из самых счастливых моментов в моей жизни.

Так я пришел в театр. Как иногороднему мне дали комнату в театральном общежитие. Репетировал я с Николаем Лазаревычым Морозовым. Он закончил училище 1944ом году по классу Писарева и перед тем как стать репетитором в Кировском был солистом Малого, теперь Михайловского театра.

Как педагог Морозов был уникален и имел только ему присущий подход к отработке и оттачиванию движений. Он был в какой то степени инноватором с точки зрения балетной педагогики. Мы с ним подготовил все мои роли и выступления.

В первый год моей работы в Кировском я столкнулся с Советской действительностью. Балетная труппа готовилась к очередным гастролям за рубежом и вновь пришедших артистов вызывали по одному на собеседование в кабинет директора балета. Я репетировал вставное па де де из «Жизели» и меня «выудили» прямо с репетиции. Я помню пришел весь мокрый и еще разгоряченный от работы. Может быть мне и сказали о цели собеседования но в тот момент меня интересовало только то что я делаю в балетном зале и все остальное оставалось за пределами моего внимания.

Директором балета был Шрейбер. Войдя в его кабинет я удивился большому количеству людей сидящих вокруг. Каких-то людей я знал – это были комсомольские и профсоюзные вожаки от балета и в таком роде. Также сидели люди которых я раньше в театре не видел. Меня попросили выйти на середину и первый вопрос был «читал ли ты последний доклад Леонида Ильича Брежнева?». И я честно сказал «Нет». Лица всех присутствующих изменились как будто в центре кабинета произошел взрыв. Они не могли поверить что кто нибудь такое мог ляпнуть. Они все ощетинились, и начали на меня шипеть как змеи: «Как ты мог такое сказать? Ты молодой артист балета. Ты должен представлять лицо Советского человека когда театр выезжает за рубеж…» и тд и тп.

Когда я рассказал об этом другим молодым танцовщикам которые тоже прошли собеседование они с недоумением сказали «Колька ты что, дурак что ли? Никто не читал. Но нужно было просто сказать что читал. Они сами не читали и не спрашивали деталей о чем доклад». Конечно же этот доклад, в полностью развернутой газете «Правда», висел на стене, там где весит расписание репетиций и покрывал всю стену. И естественно никто никогда его не читал кроме самого Брежнева. Через короткое время после собеседования ко мне подошли и сказали чтоб я прочитал и отчитался за этот доклад на следующие утро. Одним из подошедших был тогдашний режиссер сцены ведущий спектакли. Не буду называть имени но шел слух что он работал на КГБ. Он близко посмотрел мне в глаза и прошипел: «Будь осторожен мальчик. Были у нас такие как ты.»

После этого меня 6 лет не брали на заграничные гастроли. Я понял что для этих людей заграничные поездки были гораздо важнее чем искусство и работа в репетиционном зале. К сожалению это присутствовало в атмосфере театра того времени.

Конечно это меня угнетало. Но я был человек настырный. Для меня было главное танцевать. Когда часть труппы уезжала в поездки, спектакли продолжались и мне приходилось танцевать больше. И мне это нравилось.

Как изменилась ваша жизнь после выпуска из училища и начала профессиональной карьеры в театре?
И в Саратовском и в Ленинградском училищах я был примерным учеником и первым в своем классе. Придя в театр я столкнулся с этой политическо-бюрократической «стеной» и мне надо было учится как себя вести в этой атмосфере. Я был упрям и наивен, мне казалось что театр должен быть продолжением этой моей детской мечты и все здесь должно основываться на любви к искусству в первую очередь. Вся моя жизнь до этого, все мои бывшие педагоги по училищу привили мне любовь к профессии, трудолюбию и дисциплине. Вспоминая те времена в театре мне на ум приходят слова Маяковского «Любовная лодка разбилась о быт». Мне помогало то что я всегда знал и чему следовал, не любить себя в искусстве а любить искусство в себе. Как бы то ни было, я всегда буду вспоминать годы в Кировском с теплом и благодарностью. Это волшебное место которое прошло через многое и многих и еще через многое пройдет. Под всей этой шелухой интриг, поездок и обыденности всегда жил и будет жить мир высокого искусства и сказочная красота объединяющая души настоящих артистов и художников.

В конце 80х началась перестройка, границы открылись и у меня появилась возможность уехать зарубеж. В то время я восстанавливался после операции на порванную крестообразную связку в колене и у меня был 1 год на реабилитацию. По приглашению я приехал в Сан-Франциско и продолжил восстановление в местном госпитале. Колено зажило но я понимал что прежних нагрузок оно уже никогда не выдержит. Мне было 26 лет. Передо мной встал вопрос- возвращаться назад в Кировский или оставаться в Америке.

Я выбрал новое.

Вы учились балету в Советском Союзе но преподаете уже более 30 лет в США. В чем разница преподавания балета между Петербургом и США?

Это две разные планеты. Два разных менталитета. Два разных взгляда на то что такое искусство в целом и какое место оно занимает в жизни человека. Одно объединяет обе стороны – общечеловеческое стремление к прекрасному.

Как мы знаем, нет ничего абсолютного и во всем есть свои плюсы и минусы.

Вот передо мной стоит ученик, допустим, молодой человек. Что я делаю как педагог? Чему я его должен научить, позам и движениям или профессии? Это две разные вещи.

В Ленинграде – теперь Петербурге-например, там строгий отбор и утвержденная программа обучения. В 9-10 лет ребенок приходит туда чтобы получить профессию и все направлено на достижение этой цели. Ученик погружается в уникальную среду, особый мир где каждый элемент живет и дышит балетом. Он становится частью этого мира ощущая связь поколений и стремится заслужить свое место в нем. Это плюс.

С другой стороны, программа основана на том что «было» – на правилах и учебниках, традициях и практике которые сохраняются и передаются столетиями из рук в руки и из ног в ноги. Ученики и педагоги становятся «звеном цепи» тянущейся сквозь века где правила должны строго соблюдаться. Но в то же время, если перед тобой стоит ученик который способен развиваться быстрее и «переступить» эту программу, если у него особый дар и ему не нужно ждать – Это может быть минусом.

В Америке не существует единой программы для балетных школ. Так же не существует всеобъемлющего артистического образования включающего в себя уроки музыки, истории балета и театра, уроки актерского мастерства и многих других дисциплин. Не прививается понятие что профессия артиста балета это не просто «наштыривание» технических элементов и получение удовольствия на сцене. В основном каждая школа и каждый педагог учит как хочет или как может. И это минус, особенно если у педагога недостает знания и опыта и он сам не прошел путь в этой профессии «от А до Я».

Но если в эту среду попадает педагог с огромным опытом жизни в балете, глубоким пониманием что такое профессия артиста балета и даром наставника, если он не связан по рукам и ногам тем что должно преподаваться по программе то тогда подход к обучению может быть более творческим, индивидуальным и продуктивным. Это плюс.

Последние 11 лет я преподаю в City Ballet San Francisco. Галина Александрова, директор школы, сама вышла из Московской балетной семьи, окончила Московское Хореографическое Училище, танцевала в Большом и потом в Сан Франциско Балете. Мы учим настоящему русскому классическую балету. Оба прошли длинный путь через училище, через театр и уже много лет педагогической практики. Не только наши взгляды и преданность в отношении к искусству балета совпадают но и стремление к дальнейшему педагогическому развитию. Мы не связаны программой и догмами. Профессия педагога должна оставаться творческой. Для педагога большой плюс когда есть эта свобода, но опять же, педагог должен знать что он делает.

Я говорил выше про своих учителей и наставников Альберте, Шатилове и Морозове. То что я от них взял я никогда не потеряю. Балетный мир не стоит на месте. Все развивается – и балетное исполнение и балетная подготовка. Никто никогда не создаст второй улицы Зодчего Росси, да этого и не надо. Зодчего Росси создала многих и меня в том числе. Я продолжаю учится сам и учить своих учеников всему что я знаю, и старому и новому, и мне никто не указывает как учить. И это большой плюс.

Вы можете поделиться немного о вашем подходе к обучению балетом?

Для меня это большая и серьезная тема о которой я могу говорить долго, но выделю два основных компонента, технический и артистический.

Начнем с технического аспекта, который включает в себя все что связано со внешней стороной-форма, механика движения, сила, координация и ид.

Здесь главные задачи развить красивую линию и понятие у студента что красиво а что нет и в то же время привить и объяснить правильную постановку всех частей тела и силовую работу мышц. Я им постоянно объясняю логику комбинаций, отработки технических элементов и цель которая преследуется в оттачивании того или другого движения. Параллельно развитие координации с самого раннего возраста абсолютно необходимо. В основном мальчикам, в детском возрасте, как я заметил в начале интервью, мучительно скучно стоять в неудобных позициях и выполнять медленные движения у станка. В этом нет никакой свободы.

У меня к этому, как я это вижу, двусторонний подход. Это как будто копаешь туннель с двух сторон чтобы встретиться посередине. Я выработал специальные упражнения для развития координации вращения, прыжка и для того что в старшем возрасте им поможет со всей виртуозной техникой. Тут я им даю свободу и физическое наслаждение движением. В этом для них есть элемент игры. Это им нравится. Но это- в конце класса, и это нужно заслужить.

Постепенно они привыкают к рутине станка и начинают критически и осмысленно работать над своей формой, понимать связь между упражнениями у палки с техникой больших прыжков и вращений.

Таков, вкратце, мой подход к технике и механике класса, подход к «скелету».

Теперь поговорим о «нутре», о душе.

Артистическое развитие и понятие о профессии я начинаю внедрять сразу но для молодых людей осознанное понимание этого и мой упор на пробуждение искусства внутри, конечно же, приходят позже.

Нам в Россие преподавались история театра, история балета, история живописи и история музыки. Здесь в США этого не существует. И я чувствую этот разрыв и это вакуум.

Чтобы быть способным что-то сказать на сцене танцовщик должен иметь «что сказать». То есть как человек он должен иметь что-то интересное и глубокое внутри а также знание и понимание что такое искусство балета. Как ты можешь выразить глубину если у тебя ее нет?

Я постоянно об этом думаю и пытаюсь найти «рычаги» и «инструменты» для развития артистизма и выразительности у моих учеников.

Например, учу с ними вариацию Де Грие, из первого акта «Манон». Отрабатываем движение, музыкальность, стиль и прочее. Говорю «Напишите мне о характере Де Грие сочинение в 2 страницы. Даю вам 3 дня». Некоторые перепечатывают из интернета. Говорю, «Нет, напишите мне от себя про характер этого человека, о этой роли. Посмотрите весь спектакль на YouTube и напишите ». Я понимаю что может быть это чуть чуть выше их головы, но им это открывает новый мир, о чем они никогда не слышали и не думали. Я их толкаю мыслить и рассуждать. Я их толкаю чувствовать. Это процесс актерского развития.

Или вот, недавно увидел запись 15ти летнего Александра Малофеева исполняющего Второй Концерт Рахманинова. Я не мог оторваться. Выражение его лица, прикосновение пальцев к клавишам, как все его существо общается с роялем, общается с душой композитора и с душами публики. Даже визуально это большое искусство. Я это видео послал своим ученикам, написал «Я бы хотел ваше мнение об этом. Пожалуйста просмотрите и напишите эссе об увиденном и услышанном». И что вы думаете, некоторые ответы меня поразили своей глубиной. Значит есть внутри. Значит не даром все это. Значит будем продолжать развивать.

Балет это уникальный вид искусства который в себя вмешает и музыку, и живопись, и драму, и поэзию и всё это передается движением тела без слов. И в этом теле должна быть душа. И эту душу артиста нужно воспитывать.

Отбор в училище студентов в России очень строгий , в Академии имени Вагановой места ограничены, берут только идеальные тела. Как происходит всё в вашей школе?

Я не могу позволить себе роскоши брать мальчиков в класс строго по наличию данных или по возрастным критериям . Я беру практически всех: говорю так, если у тебя есть 2 ноги и ты горишь желанием танцевать, способен соблюдать дисциплину и работать-я тебя возьму. Потому что здесь не так много мальчиков приходят в балет, особенно в возрасте когда они должны начинать профессиональную подготовку . Если они работают и хотят, я им смогу помочь осуществить их мечту. Естественно мальчики у меня очень разные.

У меня был случай когда пришел мальчик в 18 лет без предыдущей подготовки и практически без данных. Откровенно, его бы в Россие даже не пустили на порог школы. Я объяснил ему и его маме что в его случае будет очень трудно достичь результатов но все таки взял. Сначала я его поставил в класс с 10ти , 11ти летними. Он так старался и работал, что называется «лез из кожи», за свою долгую жизнь в балете я редко видел такое рвение. Конечно когда такое видишь то проникаешься уважением и стремлением помочь человеку. Через пол года я его перевел в класс со старшими мальчиками. Сейчас в 22 года он получил контракт в профессиональной балетной компании. Есть много разных компаний в США, может не самых главных, но если человек мечтает получить эту профессию и посвятить свою жизнь балету то моя цель ему в этом помочь.

В то же время если какой-то мальчик очень одарен, быстро прогрессирует и способен выносить нагрузку старших классов, я его продвигаю и даю ему шанс заниматься с более взрослыми мальчиками. То есть у меня к каждому свой подход. Я перед собой не ставлю задачи только научить их как выполнять правильно упражнения. Я смотрю на каждого студента в отдельности, и думаю, в какую компанию он может пойти и в какой стране. Есть ли у него возможность стать настоящим классическим танцовщиком или ему подойдет больше современный или модерновый стиль. Но главное — привить им любовь к работе, понятие само-дисциплины и критического подхода к себе. Я единственный педагог мужских классов в нашей школе и буквально ученики растут на моих глазах с детства. Есть мальчик который начал со мной когда ему было 5 лет. Сейчас ему 16 и он постепенно превращается в профессионального танцовщика. Так что я отвечаю за каждого и всегда откровенен с ними и их родителями о прогнозах на их профессиональное будущее.

Для меня как педагога самое главное видеть результаты своего труда. Я всегда стараюсь вырастить танцовщика которым мечтал быть сам.

Век танцовщикa короток. Вы танцевали на лучших сценах мира и теперь передаете это знание своим студентам. Среди них – Танцовщики в Мариинском и Михайловском театрах, в Шведском Королевском Балете, в New York City Ballet, в Joffrey Ballet Chicago и многих других. Чего Вы желаете вашим ученикам?

Как вы правильно сказали, век танцовщика короток. Я желаю всем своим ученикам любить каждый день в этой профессии- с удачами и разочарованиями, счастливыми моментами и нелегкими. В конце концов мы все служители одного прекрасного искусства где любовь всегда побеждает зло и величие человеческой фантазии парит надо всем. Мой любимый поет Александр Блок написал: «В моей душе лежит сокровище, и ключ поручен только мне!»

Парафразируя эти строки я вам скажу:  В душе настоящего артиста лежит сокровище, и ему поручено одаривать им мир. Несите эту миссию с гордостью.


Фото из личного архива Николая Кабаниаева.