Говорят, что Вы начали танцевать в кружке. Ваше начало в балете — было ваше желание или желание родителей?
В.Васильев – Наверное это было провидение, или моя профессия сама выбрала меня. Потому что когда мне было 7 лет я случайно попал в танцевальный кружок, когда «за компанию» пошел со своим другом в Кировский Дом пионеров в Москве. На первом же занятии меня отметила, похвалила замечательный педагог Елена Романовна Россе. Позже она же посоветовала моей маме отдать меня в хореографическое училище, поскольку, по ее мнению, у меня был талант.
Вы являетесь одним из самых выдающихся танцоров мужского танца за всю историю балета. Какие педагоги привели Вас к этому и что каждый из них Вам дал?
В.Васильев – Моими учителями были и остаются все мои педагоги в нашем хореографическом училище, позже в театре. Хореографы, которые ставили на меня свои балеты. Им я обязан очень многим. Но не только. Я всегда учился и у своих коллег, которых видел в классе и на сцене, у драматических актеров, хореографов, режиссеров, художников. Старался брать лучшее, что мне самому казалось важным. И продолжаю учиться всю жизнь. Этот процесс бесконечный.
Есть случаи в жизни артиста балета, например травмы, когда надо выйти на сцену, но сложно, либо физически либо психологически. В эти моменты, откуда беруться силы и вдохновение, откуда ваш безконечный поток энергии?
В.Васильев – Наша профессия с детства учит нас выдерживать большие физические нагрузки, часто преодолевать боль. С первых классов балетной школы нас готовят к работе в театре, к жесткой дисциплине и ответственности – зритель не должен видеть ни твоей боли, ни преодолений. Конечно, в пределах возможного. Я пришел в театр в 18 лет, когда врачи диагностировали у меня периостит костей и сказали, что это не лечится. Боль была невыносимая – дотронуться до ноги было невозможно Но что было делать – оставить профессию? Этого было немыслимо! Меня приняли в Большой театр, и сразу началась работа – я заставлял себя через боль идти на класс, репетицию, танцевать. Я знал, что вот сейчас будет больно, и танцевал через боль – я привык к ней. Уже и не представлял себе, что может быть без боли. Но случилось чудо: через полгода или чуть больше, организм видимо, сам преодолел этот недуг, и отступил. Как и многих моих коллег, в сценической жизни было много случаев, когда танцевали через боль, с высокой температурой, плохим самочувствием. Однажды, мне пришлось танцевать с надорванным миниском: когда это случилось, я не мог отказать Алисии Алонсо в «Жизели» на Кубе, и сразу после пришлось танцевать четыре «Дон Кихота» в театре Колон, потому что на них были распроданы все билеты, и импресарио молил меня со слезами выйти на сцену. После этого я сразу попал на операционный стол. Врачи не могли поверить, что я мог с такой травмой вообще ходить. Или на гастролях в Нью-Йорке в Метрополитен опере в «Щелкунчике», когда главный герой уходит в люк под сцену, чтобы сразиться с Мышиным королем, оттуда должен идти дым, который тогда там делали химическими реагентами – так вот по ошибке этот паровой эффект направили мне в спину, а не вверх в люк. Сожгли спину – это было больно! а мне после этого еще па де де танцевать! Но нельзя же посреди спектакля остановиться, прервать действие – пришлось через боль довести спектакль до финала, чтобы зритель ничего не заметил. Я думаю, любой балетный артист может рассказать Вам немало подобных историй в своей карьере. Быть готовым к таким преодолениям, мне кажется, есть часть нашей профессии.
Что для Вас самое важное в испольнителе?
В.Васильев – В исполнителе важно все. Я не устаю повторять то, что мне говорили мои великие учителя: нет ничего неважного или второстепенного в исполнительском искусстве. Поэтому самое редкое качество в артисте – органика, когда все сливается в единое и неделимое гармоническое целое, которое невозможно разложить на составляющие или объяснить, и это все работает на образ. Это именно то, что мы и наблюдаем у действительно великих исполнителей. И это – божий дар, ему вряд ли можно научить.
Вы добавили и сами создали много новых прыжков, которых раньше не было в балете. Как Вы это делали, это выходило от идеи хореографа, или Вы просто пробовали что-то новое в зале? Как они создавались?
В.Васильев – Это по-разному происходит. В классических балетах, через которые прошли многие поколения уже в отсутствие создавших их авторов, талантливые танцовщики часто придумывали себе новые элементы, чтобы точно не повторять то, что было до тебя. Особенно в мое время, когда новые балеты появлялись редко, и ждать чего-то нового приходилось долго. Мой замечательный педагог, сам великий реформатор – Алексей Ермолаев мне всегда говорил: “мне неинтересно делать то, что уже было сделано до меня». Он призывал меня искать новые краски, придумывать новые мизансцены и даже движения для своего героя. Главное, чтобы они органично входили в уже существующую ткань спектакля, как будто существовали там всегда. Так произошло с «Дон Кихотом», когда я впервые в 1962 году выступил в этом балете и представил версию, которую мы создали в А.Н.Ермолаевым. Ее назвали революцией в балете. А сейчас я вижу эту версию в исполнении нынешних артистов, и она считается классической. Значит, нам удалось привнести что-то новое, не разрушая замысла автора. Такие изменения в сторону усложнения, изменившейся эстетики, техники я только приветствую. Когда же происходит постановка нового балета, мне нравится, когда артисты, на которых ставится балет, проникаются духом и атмосферой заданной хореографом и сами предлагают какие-то интересные движения, мизансцены. Так было со мной, когда я работал с хореографом – находясь во власти замысла и задач, поставленных им, всегда предлагал, показывал свою интерпретацию партии. Я и сам всегда приветствую таких творчески заряженных артистов в моих собственных постановках.
Ваш любимый спектакль как артист балета и как зрителя?
В.Васильев – Чего-то одного – самого любимого в искусстве я никогда не мог бы назвать. Их всегда немало. Как я могу назвать, например, любимого композитора. Ведь за всю историю музыки было столько замечательных авторов. Потом – сегодня нравится что-то одно, а завтра – возможно, другое. Мы и сами меняемся со временем.
У Вас школа в Бразилии, и 1 из ваших выпускников, Виктор Кайхета, танцевал здесь в Мариинском (можно посмотреть наше с ним интервью на Youtube). Другой стал солистом в Перми и теперь в Bayerische Staatsoper в Мюнхене. Что Вы стараетесь передать младшему поколению?
В.Васильев – Я счастлив, что через год уже будет четверть века, как работает наша школа в Бразилии. Это был настоящий прорыв, когда мы ее открыли в 2000 году. Ведь она работает по методике русской профессиональной балетной школы. Мы очень хотели, чтобы все главное, свойственное нашей русской школе было и там. И столько уже замечательных выпускников работают по всему миру! Вот и золотую медаль на последнем московском конкурсе балета получил выпускник нашей бразильской школы – Вагнер Карвальо, а серебро (без присуждения золота при этом) – ее выпускница Аманда Гомес. Они оба – премьеры Татарского театра оперы и балета. Наша школа в Бразилии, наверное, единственная в мире, которая исполняет целиком не только традиционный балет «Щелкунчик», но и «Жизель» и «Дон Кихот».
Я хотел бы передать им – новым поколениям то, чему научили меня мои педагоги, и о чем я уже сказал: в артистической профессии нет ничего неважного. Техника – да, само собой разумеется она должна быть высочайшей. Но она – основа, которой мы занимаемся в классе. Она не должна быть заметной, не должна существовать отдельно при создании образа в спектакле. Для проработки актерского воплощения этого образа, мне кажется необходимым придумывать себе историю героя еще до того, как он вышел на сцену, стараться понять его характер и поступки. Мой педагог А.Н.Ермолаев на репетиции мне часто говорил: «Отработкой пируэтов, прыжков – техникой занимайтесь в классе. А здесь на репетиции я хочу увидеть и понять, почему и зачем ты делаешь это движение так, а не иначе». Эти «зачем» и «почему» – характерны для русской театральной школы в целом. И так же важны и в балетном спектакле. Язык балета – условный, и наша задача сделать его безусловным, понятным для зрителя. А это достигается всем арсеналом балетного артиста, который подчиняется главному – Музыке. Важно разнообразить этот арсенал, использовать как можно больше красок и полутонов. Чем богаче он будет, тем сложнее и интереснее будет создаваемый на сцене образ.
Сегоднящее поколение отличается от вашего? Как?
В.Васильев – Наверное, это в двух словах не скажешь. Совершенно очевидно, что общий уровень техники исполнения значительно вырос. Хотя часто в погоне за техникой и трюками, бывает подзабыта актерская составляющая нашей профессии. И главное, то, что необходимо искусству – образность!
Ленинградская “школа” (и стиль), по вашему мнению, отличается от Московской?
В.Васильев – Главное, что мы все – представители одной русской балетной школы. А нюансы есть всегда. Часто говорят, что в Москве танец более широкий, свободный и эмоциональный. А Петербург хранит чистоту и академизм. Возможно. Но взятые в отрыве от конкретных исполнителей сами эти определения вряд ли могут отражать истинную картину. Большинство моих учителей и хореографов, с которыми довелось работать, были ленинградцы: Елизавета Гердт, Алексей Ермолаев, Галина Уланова, Касьян Голейзовский, Василий Вайнонен, Леонид Лавровский, Леонид Якобсон, Вахтанг Чабукиани, Ростислав Захаров, Юрий Григорович. И они многое дали мне – выпускнику московской школы, в том числе и в выразительности пластики. Помню, когда мы репетировали с Катей (Максимовой) «Жизель», я искал свое решение роли, стараясь оставаться естественным, не нарушая позиций классического танца. Галина Сергеевна Уланова, которая репетировала с нами тогда одну из мизансцен в первом акте, сказала мне: «А ты не думай о позиции, встань, как сам мог бы естественно встать в этом образе». Мы смотрим и до сих пор восхищаемся Улановой на сохранившихся записях – там есть и таинство, и эмоциональность, и образность.
Вы работали артистом балета, директором, педагогом и хореографом: что вы хотите показать/передать зрителям премьерой “Анюты”?
В.Васильев – Про «Анюту». Этому спектаклю уже 37 лет, но он появится на сцене в Петербурге впервые, хотя рождение этого балета в его телевизионной версии произошло именно здесь – в Ленинграде. Конечно, я очень рад, что, наконец, столь любимый и зрителями, и артистами балет, возвращается к своим истокам. С ним связано столько имен в этом славном городе. Конечно, прежде всего, с Валерием Александровичем Гаврилиным – для меня композитором удивительным, проникновенным и очень глубоким! И с Александром Аркадьевичем Белинским, и с замечательными первыми исполнителями, задавшими высокую планку для всех последующих поколений артистов. Им я и хотел бы посвятить нашу премьеру в Мариинском театре.
Из всех ролей в Вашей жизни (хореограф, танцор, директор, и тд), какая из них Вам ближе всего?
В.Васильев – Могу сказать только одно: чем бы я ни занимался в своей жизни – а этих ипостасей в моей жизни было немало, я всегда целиком и полностью отдавался этому делу. Иначе не вижу смысла заниматься чем-то. Да и вряд ли что-то по-настоящему важное получилось бы.
Классический Балет — будет продолжать жить?
В.Васильев – Классический балет, мне кажется, будет жить, пока жив человек, каким мы его знаем. Ведь классика – это и есть то, что пережило века, доказав свою востребованность и важность для человека. И конечно, для этого нужно беречь и развивать школу и традиции.
Совет для молодых?
В.Васильев – Работать, работать, работать и быть неудовлетворенным уже сделанным самим собой. Шаг за шагом идти к недостижимому идеалу самого себя!
Фотографии Наташой Разиной для Мариинского Театра. Портрет – Михаил Вилчук.